«Цифровые платформы позволяют обойти банки» — так сформулировал главную привлекательную черту грядущего цифрового рубля, начало фактического обращения которого в России намечено уже на 2023 г., председатель комитета Госдумы по финансовому рынку Анатолий Аксаков. Утверждение это звучит для широких масс пользователей наличных и безналичных денег, мягко говоря, странновато: разве не банки обеспечивают денежное обращение внутри каждой страны и на международном уровне?
А если банки по какой-то причине и требуется обойти, не проще ли сделать ставку на уже существующие во множестве криптовалюты — как Сальвадор, около года назад легализовавший биткойн в качестве законного платёжного средства на своей территории? Зачем вообще вводить какой-то особый «цифровой рубль» (или цифровой юань, или цифровую рупию), если подавляющее большинство денег в мировом обороте сегодня и так цифровые — т. е. представлены в виде записей в банковских базах данных, а не в виде физических купюр и монет?
Попробуем разобраться — и ради пущей ясности начнём с самых базовых понятий.
В повседневной жизни мы мало задумываемся над тем, что делает деньги деньгами, т. е. мерой стоимости (товаров и услуг), средством платежа (за те же самые товары и услуги) и предметом накопления. И всё же подспудно каждый наверняка понимает справедливость следующего рекурсивного определения: деньги — это во многом договорённость о том, что именно считать деньгами. Сами же по себе денежные знаки чаще всего не имеют реальной ценности, проистекающей из непосредственной полезности обозначающего деньги предмета — будь то пресловутые раковины каури, имевшие хождение ещё в первобытные времена, или современные бумажные банкноты.
Но кто и с кем договаривается, определяя ценность денег? Правильный ответ — все акторы экономических взаимодействий, включая государство, между собой. Для указания на тот факт, что монеты, банкноты, записи в банковских базах данных, хотя физически не стоят ничего, официально объявлены — и признаны экономическими акторами — легитимным платёжным средством, применяется термин фиатные деньги (от латинского выражения ita fiat, esto — «да будет так»). И в каждой стране договорённость эта достигается по-своему.
Вот почему, скажем, фактически та же самая (по составу, технологии приготовления и трудозатратам) всемирно известная булка с двумя котлетами в одной стране стоит 14382 единицы местной валюты, а в другой — 0,39 единицы. Разницу в договорённостях о номинальной ценности фиатных денег усиливает здесь объективное различие себестоимостей продуктов, воды, энергии и прочего от одной страны к другой: так, житель Дании на среднюю для этой страны зарплату может покупать почти по 39 бигмаков каждый день, тогда как гражданин Пакистана — лишь полтора.
Взгляд на экономику с бургерной колокольни позволяет приблизиться к пониманию того, что эффективные, устойчивые соотношения цен между товарами на внутреннем рынке (оставим пока в стороне особенности международной торговли) определяются балансировкой цен на товары и услуги в процессе экономических взаимодействий огромного множества различных акторов. И определяются именно благодаря деньгам: когда экономика страны работает в целом стабильно, это значит, что все участники рынка так или иначе договорились, сколько яблок надо отдавать за модельную стрижку, сколько литров бензина стоит один телевизор и т. п.
Понятно, что колебаний цен даже при стабильной экономике не избежать: осенью тех же яблок на рынок поступает больше, и они становятся дешевле; новый телевизор может оказаться «умнее» предыдущей модели и потому предлагаться дороже и т. д. Но в любом случае гораздо проще пересчитывать относительную ценность товаров и услуг не всякий раз напрямую, а в неких условных единицах — назовём их для определённости «деньгами». Современной экономике деньги нужны прежде всего как мера стоимости — и роль эту они более или менее успешно исполняют.
Иллюстрирует этот вывод известный финансово-экономический казус времён Гражданской войны в России. Тогда во многих местностях, включая те, где уже прочно установилась власть Советов, прекрасно исполняли роль фиатных денег «керенки» — рубли, напечатанные в неимоверных количествах давно на тот момент свергнутым Временным правительством и уж точно ничем физически не обеспеченные.
Удобство фиатных денег человечество осознало довольно быстро. Ведь до их появления торговцам приходилось либо прибегать к прямому бартеру (а как быстро и точно определишь, сколько, к примеру, наконечников стрел отдать за шкуру вола?), либо обменивать товары, эквивалент стоимости которых в условном золоте уже был общепризнан, на металлические слитки. Но такие процедуры затягивались надолго: требовалось не только взвесить золотой или серебряный брусок с большой точностью, но и удостовериться в чистоте предлагаемого к обмену металла — что в отсутствие доступа к современным методам химического анализа само по себе представляло немалую проблему.
Так что уже первые известные в истории монеты, пущенные в оборот лидийским царём Алиаттом, отцом вошедшего в поговорку Крёза, около 600 г. до н. э. (правда, недавно появились сообщения о древнекитайских бронзовых монетах из провинции Хэнань с датировкой около 770 г. до н. э.), проявили себя как чрезвычайно удобное средство обмена — именно благодаря своей фиатности. Спорить о том, какова ценность данного металлического кружка с выбитыми на нём царскими знаками, торговцам больше не приходилось: авторитет власти автоматически удостоверял легитимность сделки с такой монетой. И разумеется, он же грозил суровыми карами за подделку.
Многократное ускорение торговых операций с фиатными деньгами настолько резко снизило транзакционные издержки, что человечество веками мирилось даже с порчей монеты — обрезанием её краёв с целью собрать и переплавить драгоценный металл. Пусть и обрезанная, внутри страны монета продолжала ходить в соответствии с номиналом — сложности возникали лишь при обмене (золотых монет на серебряные или на зарубежные денежные единицы). Лишь в самом конце XVII века сэр Исаак Ньютон, в бытность свою хранителем британского монетного двора, ввёл новый стандарт внешнего вида монеты с гуртом — узором на ребре, который при обрезке необратимо исчезал: для восстановления его требовался чрезвычайно сложный и недоступный в то время фальшивомонетчикам гуртовальный станок.
Постепенно правительства, финансовые круги, а за ними и рядовые граждане всё отчётливее осознавали, что фиатные деньги действуют в здоровой экономике независимо от собственной физической ценности. Знаменитый московский Медный бунт XVII века спровоцировало не столько само решение казны царя Алексея Михайловича выплачивать жалованье стрельцам и прочим служилым людям медными монетами (по номиналу уравненными с дефицитными серебряными), сколько отказ принимать ту же самую медь в уплату налогов и недоимок. Позже, когда медную монету в России снова ввёл Пётр I, прежние ошибки были учтены и как фиатные деньги она использовалась долгое время.
До сравнительно недавних пор практически все деньги в мире были фиатными — за вычетом, разумеется, фальшивых, — т. е. эмитировались под контролем государства и служили (как минимум внутри этого же самого государства) легальным платёжным средством. Уход от золотого стандарта позволил правительствам распоряжаться деньгами гораздо свободнее, чем прежде: возникла, допустим, в глобальный кризис 2008 г. потребность спасти American International Group и ряд других ключевых финансовых институтов США от банкротства — и Федрезерв выделил на это огромные средства, просто увеличив доступную им сумму в компьютерной базе данных. Аналогичным образом — из ничего, по воле правительства — были получены «вертолётные деньги», которыми в Америке и ряде других стран поддерживали в 2020-м наиболее пострадавших от экономических последствий пандемии граждан.
С точки зрения здорового рынка волюнтаристский подход к эмиссии — проблема: раз денег в обороте становится всё больше, ценность их неумолимо падает. По данным Бюро трудовой статистики США, в 1900 г. на 100 долларов можно было получить такой же объём товаров и услуг, как в середине 2022-го на 3 527 долл. 51 цент. Понятно, что смартфон сто с лишним лет назад нельзя было купить ни за какие деньги (да и какой в нём был бы толк без сотовой связи и Интернета?), но по сопоставимым товарно-сервисным категориям соотношение выходит именно такое соотношение. И не в последнюю очередь оно обусловлено неуклонным раздуванием объёма фиатных денег, находящихся в обороте. Особенно просто, как уже подчёркивалось, добавлять в экономику деньги в их новейшей, электронной форме.
В этом смысле альтернативой фиатным электронным деньгам — по сути, записям в банковских базах данных — могли бы стать криптовалюты. Самая популярная среди них, биткойн, специально спроектирована так, чтобы невозможно было просто взять и добавить в оборот (равно как и вывести из него) даже ничтожную долю одной-единственной цифровой монеты. Да и в целом у этой криптоденежной единицы есть строго определённый верхний предел выпуска — 21 миллион монет. В сочетании с фиксированной скоростью добычи это означает, что последний на планете биткойн — неважно, будут его майнить всё это время гиперЦОДы уровня Amazon или один-единственный старенький ПК в заброшенном бункере у подножия плотины забытой ГЭС, — добудут уже в 2140 г.
Если алгоритмы хотя бы некоторых криптовалют окажутся устойчивы к взлому даже на ещё не существующих многокубитных квантовых компьютерах, вполне можно считать биткойн и схожие с ним разработки обладающими одним из важнейших свойств денег — исчерпаемостью (принципиально ограниченной доступностью в обороте), которым худо-бедно обладают драгоценные металлы, с трудом добываемые из недр, но которого сегодня де-факто лишены фиатные валюты. И, вполне вероятно, криптовалюты могли бы однажды заменить собой привычные деньги, бумажные и электронные, но…
…но, как показывает печальный пример уже упомянутого Сальвадора, по крайней мере прямо сейчас такая замена вряд ли будет произведена. Криптовалюта сегодня — биржевой товар в гораздо большей степени, чем средство платежа; на её покупательную способность чрезмерно сильно влияют спекуляции и паника на рынках — это нервирует крупных инвесторов и отпугивает широкие массы потенциальных пользователей. Правительства тоже с очевидностью не в восторге от децентрализованных цифровых валют на основе распределённого реестра, эмиссию и оборот которых принципиально невозможно контролировать (за рядом весьма трудозатратных исключений).
Ещё один важный момент: распределённый реестр — недешёвое удовольствие как в плане нагрузки на каналы связи (необходимо регулярно верифицировать все проводимые с данной криптовалютой транзакции по всей сети её распространения), так и в отношении энергозатрат. Согласно актуальной оценке кембриджских учёных, на обслуживание биткойна человечество расходует в настоящее время 83,9 ТВт·ч в год — чуть больше среднегодового энергопотребления Бельгии (81,2 ТВт·ч); чуть меньше, чем у Филиппин (90,9 ТВт·ч). Очевидно, что в ситуации, когда цены на энергоносители в передовых экономиках мира растут невиданными прежде темпами, делать серьёзную ставку на децентрализованные криптовалюты было бы по меньшей мере недальновидно.
Но если и классические (фиатные) деньги даже в виде записей в банковских реестрах для экономики не слишком хороши, и криптовалюты по ряду причин не годятся им на прямую замену, — что же тогда делать? Всё больше центробанков различных стран по всему миру склоняются к тому, чтобы самим вводить централизованные цифровые валюты — создавая тем самым де-факто новую, прежде не существовавшую форму денег. Такого подхода придерживается, как видно из опубликованных им документов, и Банк России.
В «Концепции цифрового рубля», представленной отечественным Центробанком ещё весной 2021 г., новый финансовый инструмент назван третьей формой денег — дополняющей всем известные наличные и безналичные. Речь идёт именно о дополнении: вот и в основополагающем документе Евросоюза относительно эмитируемых центробанками цифровых валют (central bank digital currency, CBDC — «цифровые валюты центральных банков, ЦВЦБ») прямо говорится об опасностях полного вымывания наличных денег из оборота — и о том, что оборот централизованных цифровых валют должен именно что дополнять собой наличные и безналичные операции, а не заменять ни те ни другие.
ЦВЦБ позиционируются как инструменты промежуточного характера, сочетающие удобство и высокую отслеживаемость безналичных денег с автономностью банкнот и монет. Таким образом, автономность, т. е. способность участвовать в финансовых транзакциях офлайн, для цифровой централизованной валюты становится одним из основополагающих её свойств — в отличие от прекрасно знакомых каждому владельцу банковской карты безналичных денег. Тоже, вообще говоря, цифровых, — вот только записи о наличии такого-то количества рублей и копеек на счёте данного гражданина в случае наличных денег хранятся на сервере коммерческого банка, в котором этот счёт открыт. Цифровые же рубли как третья форма денег будут представлять собой персонифицированные — на уровне граждан — записи в базе данных самого Центробанка (точнее, Федерального казначейства).
С точки зрения финансовой системы это одна из важнейших особенностей ЦВЦБ. Цифровой рубль поступает к получателю де-факто напрямую от государства в цифровом виде. До настоящего времени такой вариант передачи денег был возможен исключительно для юридических лиц, да и то не для всех, — путём зачисления средств на казначейские счета. Граждане же, малый и средний бизнес имеют непосредственный доступ к эмитированным государством деньгам лишь в виде физических банкнот и монет.
То есть даже когда нанятый государством служащий получает зарплату на карту коммерческого банка, это по сути не его деньги — а всего лишь обязательство банка позволить ему данной суммой распоряжаться. Да, обязательство это подкреплено гарантиями ЦБ — но всё же ограниченными. Для физических лиц, как известно, сумма государственной компенсации на случай банкротства коммерческого банка, в котором хранились его депозиты, не превышает на данный момент 1,4 млн руб., а для бизнеса вероятность получить свои средства из обанкротившегося финансового учреждения в полном объёме и вовсе близка к нулю.
Цифровой же рубль и для физического, и для юридического лица будет доступен вне зависимости от того, как поживает на данный момент финансовая структура, при посредстве которой казначейский кошелёк с этими рублями был когда-то впервые открыт.
Это действительно принципиальный момент: кошелёк гражданина либо организации с цифровыми рублями располагается на платформе казначейства, тогда как коммерческие банки либо иные уполномоченные финансовые организации лишь предоставляют доступ к нему. В концепции Центробанка (это ведь пока именно концепция, не детальный проект!) прямо не указано, выстраивается ли платформа цифрового рубля как централизованная база данных. Но, скорее всего, дело обстоит именно так: при едином эмитенте и едином же центре верификации транзакций нет смысла создавать и поддерживать распределённый реестр, да ещё и с полным охватом такой обширной страны, как Россия.
Можно провести аналогию между расчётами цифровым рублём и работой с виртуальной машиной в облаке. Пользователь открывает на своём терминале — сколь угодно слабеньком ноутбуке — облачную сессию и получает в своё распоряжение через VDI вычислительные средства практически любой необходимой мощности, после чего загружает на свой ПК результаты выполненной этими средствами работы.
Так и с цифровым рублём: пользователь со смартфона подключается через приложение авторизованной финансовой организации к своему кошельку с цифровыми рублями в «казначейском облаке» и производит там необходимые транзакции без дополнительных комиссий. Например, перемещает некую сумму из этого кошелька на свой счёт в коммерческом банке, или платит ею за коммунальные услуги, или приобретает льготный авиабилет Москва — Находка (по субсидированной только для покупок за цифровые рубли и только на данное направление цене) и т. п.
В любом случае цифровой рубль — это именно новая форма официально находящихся в обороте денег. Содержание же его прежнее, т. е. номинал цифрового рубля в точности равен одному бумажному (точнее, металлическому — сегодня купюр достоинством в 1 руб. нет в обороте) или одному безналичному.
Размещение платформы цифрового рубля на уровне казначейства оборачивается для владельца соответствующего кошелька как плюсами, так и минусами. Важнейший из плюсов — надёжность: как уже было сказано, пока существуют казначейские счета, существует и кошелёк; даже лишение лицензии коммерческого банка, в приложении которого кошелёк этот был открыт, никак не повлияет на доступность хранящейся на казначейском счёте суммы.
Да, теоретически цифровые рубли могут похитить, как и средства с банковского счёта — прибегнув к прямой краже смартфона с приложением, телефонному мошенничеству и т. п. Но в этом случае мошенник рискнёт выступить уже не против коммерческой организации, а против госструктуры — с соответствующей квалификацией его действий и с привлечением, хочется верить, адекватных контрмер. Концепция ЦП содержит упоминание о необходимости тщательно проработать меры воспрепятствования противоправным действиям с цифровыми рублями.
Кстати, наверняка в том числе и по этой причине немало граждан и даже предприятий (особенно из сегмента СМБ, что острее всего страдают при отзывах банковских лицензий, поскольку их-то вклады не защищены страховым лимитом в 1,4 млн руб.) сразу после запуска платформы цифрового рубля переведут на неё немалые средства со своих счетов в более привычных финансовых организациях. И в этом смысле ЦВЦБ представляет вызов для классической банковской системы: теперь уже не выйдет заманивать клиентов депозитами со ставками чуть ниже инфляции под лозунгом «А под матрасом у вас эти деньги всё равно обесценятся быстрее — ну и что, что мы ваш вклад заморозим на полгода-год и покрутим немного в своё удовольствие».
Но есть с потребительской точки зрения у ЦВЦБ и ощутимый минус: никаких ставших уже привычными бонусов, повышенных ставок по срочным депозитам, кешбэков и прочих привлекательных финансовых инструментов она не предусматривает. Что, вообще говоря, логично: никого ведь не удивляет, что банкноты у него в бумажнике не увеличивают раз в месяц свой номинал в соответствии с утверждённой ЦБ ставкой рефинансирования. Цифровой рубль — он такой же, как бумажный, только цифровой.
Отдельно следует упомянуть об офлайновом режиме циркуляции цифрового рубля. Это едва ли не важнейшее его отличие как денежной формы от рубля безналичного — и потому над физической (аппаратно-программной) реализацией офлайновых транзакций грядущего платёжного средства привлечённые ЦБ специалисты работают с особым усердием.
Как именно будет реализован этот режим, пока полной ясности нет. Предполагается, что на мобильных устройствах — смартфонах физических лиц, кассовых терминалах юридических — будут реализованы офлайн-кошельки для цифровых рублей. После перевода средств с одного такого кошелька на другой без доступа к Интернету информация о транзакции будет храниться на каждом из них, и в момент появления связи она сразу же будет актуализирована в общей системе. Да, здесь явно просматривается потенциальная уязвимость для атаки с подменой/фальсификацией транзакций, но предложившие концепцию специалисты все угрозы осознают и, будем надеяться, предложат к моменту запуска платформы в тестовое использование адекватный ответ.
Скорее всего, переводить цифровые рубли с кошелька на кошелёк офлайн удастся с применением технологии NFC и/или QR-кодов. Технические возможности современных мобильных устройств вполне допускают разработку чисто программной реализации офлайн-кошелька цифрового рубля с достаточным уровнем защиты — при использовании биометрии, при введении неких ограничений на верхний предел переводимых офлайн (а, быть может, и не только офлайн) сумм и т. п. Впрочем, возможно и создание аппаратных кошельков на манер применяемых сегодня «железных» криптобумажников.
Ряд экспертов считают целесообразным частичную децентрализацию системы ЦВЦБ. Гибридная архитектура, сочетающая единую казначейскую базу данных и распределённые реестры для вспомогательных операций (тех же офлайновых транзакций, прежде всего) обещает бóльшую устойчивость при меньших затратах на обеспечение верификации каждого проводимого с цифровыми кошельками действия. Кстати, привлечение распределённых реестров позволит использовать цифровой рубль для платежей по смарт-контрактам — эта тема настолько нова, перспективна и обширна, что заслуживает особого рассмотрения.
Отдельно прорабатывается тема оперативной блокировки офлайновых кошельков на утерянных/похищенных смартфонах по заявкам пострадавших — и в целом обеспечения устойчивой, надёжной защиты от несанкционированного доступа к цифровым рублям. Другой важный вопрос, на который пока нет определённого ответа, — смогут ли крупные (обычно с госучастием) компании и иные учреждения, уже имеющие казначейские счета, напрямую рассчитываться цифровыми рублями с, допустим, СМБ и ИП, работающими с ними по контракту? Эти и многие другие детали наверняка будут так или иначе прояснены к моменту начала хотя бы экспериментального обращения ЦВЦБ в России.
Вот чего в отношении цифрового рубля опасаться точно не стоит, так это спешки, суматохи, штурмовщины. Концепция цифрового рубля, представленная ЦБ, предполагает неторопливое и контролируемое введение третьей формы денег в экономику страны. Риски для финансовой стабильности, как утверждается, будут минимальны, а в долгосрочной перспективе цифровой рубль даже посодействует её укреплению — за счёт формирования дополнительной платёжной инфраструктуры, резервирующей привычные механизмы наличного и безналичного оборота.
Основными преимуществами грядущего цифрового рубля ЦБ считает следующие.
Для граждан и бизнеса:
Для финансового рынка:
Для государства:
Иными словами, для граждан цифровой рубль означает возможность сохранять свои средства независимо от качества работы и устойчивости коммерческих банков — пусть даже строго по номиналу, без каких бы то ни было процентов за срочность вклада, поправок на инфляцию, бонусов и т. п. При эффективном внедрении офлайн-режима цифровые рубли наверняка вытеснят безналичный оборот (с его немалыми транзакционными издержками) в труднодоступных и малонаселённых регионах, причём окажутся заведомо удобнее наличного обмена. А те, кто всё-таки продолжит пользоваться услугами привычных финансовых организаций, ощутят на себе неизбежный рост качества и ассортимента предоставляемых услуг — ведь коммерческие банки будут теперь состязаться за депозиты не только между собой, но и с государством, предлагающим безусловно высочайшую из возможных степень сохранности вклада.
Перед государством же цифровой рубль откроет ещё более обширные горизонты. Перевод средств (вроде единовременных выплат, практиковавшихся в период недавней пандемии) будет производиться быстрее и с меньшими накладными затратами. Контроль за выплатой и расходованием средств усилится, став практически полностью автоматизированным. Взаимодействие с аналогичными ЦВЦБ других стран можно будет осуществлять с минимальными издержками и полностью независимо от международных финансовых институтов — таких как системы межбанковских платежей.
Как, кстати, обстоят дела с цифровыми валютами в других странах? Пока что, по данным CBDC Tracker, есть лишь две страны в мире, где ЦВЦБ официально запущена в оборот: это Нигерия с eNaira (электронной найрой) и Багамские острова с sand dollar («песчаным долларом»). Немало государств пока только обкатывают концепцию ЦВЦБ (Австралия, Япония, Бразилия, Швеция…); ещё больше уже работают над пилотными проектами (помимо РФ, это США, КНР, ЮАР, Саудовская Аравия…), а в Эквадоре и на Филиппинах проекты запуска цифровых валют уже успели отвергнуть на определённой стадии проработки.
Платформы ЦВЦБ могут функционировать на довольно разнообразных принципах. Даже упомянутый отчёт ЦБ РФ включает обсуждение четырёх с половиной ролевых моделей для участников платформы цифрового рубля, из которых три были отвергнуты, четвёртая — розничная двухуровневая с наделением финансовых организаций ролью участников расчётов — взята за основу, а ещё одна (предусматривает токенизацию безналичных рублей, находящихся в обращении у кредитных организаций) может быть реализована в перспективе, но не обособленно, а как дополнение к уже действующей на тот момент модели цифрового рубля.
В принципе, цифровая валюта как электронная сущность, запись в некой базе данных, может обладать едва ли не какими угодно свойствами — тут всё зависит от целей и задач выпускающего её регулятора. К примеру, ничто не запрещает наделить ЦВЦБ сроком годности: получившему некую сумму лицу необходимо будет её истратить до определённого момента, после чего деньги эти (и только эти — другие суммы затронуты не будут!) из его кошелька исчезнут.
Возможно введение и других ограничений — «окрашивание» денег. К примеру, пособие для малоимущих без проблем удастся использовать для приобретения еды или одежды, а вот для покупки спиртного — уже нет. В ходе испытаний платформы цифрового юаня в прошлом году власти КНР стимулировали снижение мобильности приезжих в Шэньчжэне в период празднования китайского Нового года (чтобы сдержать распространение коронавируса), перечислив на их счета определённую сумму, которую можно было потратить только лично (перевести кому-то не вышло бы), только в этом городе и только с 1 по 9 февраля.
Немало государств рассматривают сегодня ЦВЦБ как средство смягчить неизбежный шок, который будет сопровождать уже начинающийся коллапс американского доллара как де-факто единой и всеми признанной всемирной валюты. К тому же расчёты в ЦВЦБ совершенно независимы от глобальных платёжных систем. После создания двусторонних шлюзов (цифровой рубль — цифровой юань, электронная найра — цифровая рупия и т. д.) становятся возможны прямые транзакции между экономиками разных стран, уже никак не зависящие от решений советов директоров MasterCard, SWIFT и прочих коммерческих структур, до недавних пор чрезвычайно весомых в международной финансовой сфере.
Окажется ли третья форма российских денег на деле столь эффективной и удобной, как представляет её концепция ЦБ, — скоро увидим: ждать осталось совсем немного.